Вопрос однако...

.

.

.

на тему нового вируса ))))    (кто не в курсе - читайте новости)

Пятница! Сильно только не усердствуйте, а то вон оно как...

.

Звонок по телефону.
— Здравствуйте! Это «Пицца от Марио»?
— Нет, сэр. Это «Пицца от Google».
— Я набрал неправильный номер?
— Нет, сэр. Google купил у Марио магазин пиццы.
— А, хорошо. Тогда я бы хотел заказать пиццу.
— Хорошо, сэр. Вам, как обычно?
— «Как обычно»?! Вы знаете, что у меня «обычно»?
— Согласно нашим данным, последние 15 раз Вы заказывали 12 ломтиков пиццы с двойным сыром, колбасой и на толстом тесте.
— Эм… Ну да. Это то, что я хотел бы заказать и на этот раз.
— Могу ли я предложить Вам на этот раз заказать 8 кусочков с рикоттой, рукколой и помидорами?
— Нет, я ненавижу овощи.
— Но у Вас повышенный холестерин.
— Откуда вы знаете?
— У нас есть результаты Ваших анализов крови за последние 7 лет.
— Может быть и так, но мне не нужна пицца с с овощами. Я уже принимаю лекарства от повышенного холестерина.
— Но Вы принимали лекарство нерегулярно. 4 месяца назад Вы приобрели у Drugsale Network упаковку, в которой всего 30 таблеток.
— Я купил больше в другой аптеке.
— Это не отображается на Вашей кредитной карте, сэр.
— Я заплатил наличными.
— Но согласно Вашей банковской выписке Вы не снимали столько денег.
— У меня есть другой источник денег.
— Но в Вашей налоговой декларации нет данных о других источниках дохода.
— ДОВОЛЬНО!! К черту вашу пиццу!!! Я устал от Google, Facebook, Twitter и WhatsApp. Я улетаю на остров без интернета, сотовой связи, и где за мной никто не шпионит!!!
— Я понимаю, сэр, но Вам нужно обновить паспорт. Срок его действия истек 5 недель назад...

Леха, слишком много букв... не осилю(((

Не совсем юмор. Букв очень много

Спойлер:

Корабль дураков

Рассказ-притча Теда “Унабомбера” Качинского

Когда-то давным-давно капитан и его помощники на одном корабле впали в такое самодовольство, восторгаясь своим искусством мореплавания, так переполнились спесью и настолько поразились самим себе, что сошли с ума от всего этого. Они взяли курс на север и плыли до тех пор, пока не натолкнулись на айсберги и опасных врагов, но они продолжили плыть дальше на север, где плавание становилось все более и более рискованным. Они плыли туда лишь для того, чтобы дать себе возможность продемонстрировать еще более выдающееся мастерство мореплавания.

Поскольку корабль пересекал все более высокие широты, пассажиры и команда начали испытывать больше неудобств. Они стали ссориться между собой и жаловаться на условия, в которых им приходилось жить.

«Разрази мои шпангоуты, — выругался один искусный моряк, — если это не самое худшее путешествие в моей жизни. Палуба вся скользкая ото льда; когда я стою на вахте, ветер врезается мне под куртку, словно нож; когда я беру рифы на фоке, я каждый раз почти отмораживаю себе пальцы; и все, что я получаю за это, — какие-то жалкие пять шиллингов в месяц!»

«И вы думаете, что вам не везет! — воскликнула одна пассажирка. — Я не могу спать, потому что дрожу от холода. У женщин на этом корабле меньше одеял, чем у мужчин. Это не справедливо!»

В разговор вступил моряк-мексиканец. «Chingado! Я получаю всего лишь половину жалованья моряков-англо-американцев. Нам нужно много еды, чтобы не замерзнуть в этом климате, а я не получаю свою долю; англо-американцы получают больше. Но хуже всего то, что помощники отдают мне приказы на английском, а не на испанском».

«У меня больше причин жаловаться, чем у кого-либо, — объявил моряк из американских индейцев. — Если бы бледнолицые не обокрали меня, лишив земли предков, меня вообще не было бы на этой посудине, здесь, где плавают айсберги и дуют ледяные ветры. Я просто плавал бы себе на каноэ где-нибудь на славном, спокойном озере. Я заслуживаю компенсации. Самое малое, капитан должен разрешить мне устраивать игру в кости, чтобы я мог заработать немного деньжат».

Заговорил боцман: «Вчера первый помощник обозвал меня “фруктом” всего лишь потому, что я сосу члены. Я имею право отсасывать без того, чтобы меня как-то за это называли!»

«На этом корабле плохо обращаются не только с людьми, — вмешалась любительница животных из числа пассажиров, ее голос просто дрожал от негодования. — Вот, на прошлой неделе я видела, как второй помощник целых два раза пнул корабельную собаку!»

Среди пассажиров был и профессор колледжа. Стиснув руки, он воскликнул:

«Все это просто ужасно! Это безнравственно! Это проявления расизма, половой дискриминации, гомофобии и эксплуатации рабочего класса! Это дискриминация! Мы должны свершить социальное правосудие: назначить мексиканскому моряку такое же жалованье, как у остальных, повысить жалованье всем морякам, предоставить компенсацию индейцу, выдать женщинам столько же одеял, сколько мужчинам, гарантировать право сосать член и больше никогда не пинать собак!»

«Так, так!» — закричали пассажиры. «Мы — за! — прокричала команда. — Это дискриминация! Мы должны требовать реализации своих прав!»

Тут прочистил горло юнга.

«Гм. У всех вас есть основания для жалоб. Но мне кажется, что на самом деле вам нужно развернуть этот корабль и направить его назад, на юг, потому что если мы продолжим плыть на север, то наверняка рано или потерпим кораблекрушение, и тогда все ваши зарплаты, одеяла и ваше право сосать член вас не спасут, ибо мы все пойдем ко дну».

Но никто не обратил внимания на него внимания, потому что он был всего-навсего юнгой.

Капитан и его помощники наблюдали за этим спором со своего поста на юте. Они смотрели и слушали. Теперь они улыбались и перемигивались, и по знаку капитана третий помощник сошел вниз с юта, медленно подошел к тому месту, где собрались пассажиры и команда. Он придал своему лицу очень серьезное выражение и заговорил:

«Мы, офицеры, должны признать, что на этом корабле действительно были допущены некоторые непростительные вещи. Мы не осознавали, насколько плоха ситуация, пока не услышали ваши жалобы. Мы люди доброжелательные и хотим поступать с вами по справедливости. Однако — ну — капитан довольно консервативен и твердо стоит на своем, и, возможно, его необходимо чуть-чуть подтолкнуть, прежде чем он начнет что-то существенно менять. Лично я считаю, что, если вы будете энергично протестовать — но неизменно мирно и не нарушая правил, действующих на корабле, — то вы могли бы вывести капитана из апатии и заставить взглянуть на те самые проблемы, на которые вы так справедливо жалуетесь».

Сказав это, третий помощник отправился обратно на ют. Пока он шел, пассажиры и команда кричали ему вслед «Умеренный! Реформатор! Либерал-святоша! Марионетка капитана!» Но, тем не менее, они сделали так, как сказал третий помощник. Они сбились в кучу перед ютом, стали оскорблять офицеров и требовать защиты своих прав. «Я хочу, чтобы мне повысили жалованье и улучшили условия труда!» — кричал опытный моряк. «Одинаковое количество одеял для женщин!» — доносилось от пассажирки. «Я хочу, чтобы мне приказывали на испанском!» — требовал моряк-мексиканец. «Я хочу получить право играть в кости!» — надрывался моряк-индеец. «Я не хочу, чтобы меня называли фруктом!» — вопил боцман. «Чтобы больше не пинали собак!» — требовала защитница животных. «Даешь революцию!» — агитировал профессор.

Капитан и его помощники столпились и совещались несколько минут, без конца перемигиваясь, кивая и улыбаясь друг другу.

Затем капитан подошел к передней части юта и с крайне благожелательным видом объявил, что жалованье опытному моряку будет поднято до шести шиллингов в месяц; моряк-мексиканец будет получать две трети от жалованья англо-американца, а приказ брать рифы на фоке будет отдаваться ему на испанском; пассажирки получат еще по одному одеялу; индейцу позволят устраивать игру в кости по субботам вечером; боцмана не будут обзывать фруктом, пока он будет сохранять свои дела в тайне; и собаке не будут давать пинка, пока она не совершит какую-нибудь очевидную гадость, например, не украдет еду с камбуза.

Пассажиры с командой отпраздновали получение этих уступок как великую победу, однако на следующее утро они снова почувствовали разочарование.

«Шесть шиллингов в месяц — это сущие гроши, и я все так же отмораживаю себе пальцы, когда беру рифы на фоке», — ворчал опытный моряк. «Мне опять не платят столько же, сколько англо-американцам, и не дают еды в количестве, достаточном в таком климате», — говорил моряк-мексиканец. «Нам, женщинам, по-прежнему не хватает одеял, чтобы согреться», — твердила пассажирка. Похожие жалобы раздавались от других членов команды и пассажиров, а профессор подзадоривал их.

Когда все жалобы были озвучены, заговорил юнга — на этот раз громче, чтобы остальным уже было не так легко его проигнорировать:

«Это и в самом деле ужасно, что собака получает пинок за кражу куска хлеба с камбуза и что у женщин меньше одеял, чем у мужчин, и что опытный моряк отмораживает себе пальцы, и я не вижу причины, почему боцман не должен сосать член, если ему так этого хочется. Но посмотрите, какие огромные айсберги встречаются нам сейчас и какие суровые дуют ветра! Мы должны развернуть корабль и поплыть обратно на юг, потому что если мы и дальше будем плыть на север, мы разобьемся и утонем!»

«О да, — сказал боцман. — Это так ужасно, что мы все время плывем на север. Но почему я должен сосать члены в туалете? Почему меня должны называть фруктом? Разве я хуже остальных?»

«Плыть на север — это ужасно, — заявила пассажирка. — Но разве вы не понимаете? Именно поэтому женщинам необходимо больше одеял, чтобы не замерзнуть. Я требую сейчас же обеспечить женщин таким же количеством одеял, как у мужчин!»

«Совершенно верно, — сказал профессор, — что дальнейшее продвижение на север грозит тяжелыми испытаниями всем нам. Но изменить курс и поплыть на юг — это нереально. Нельзя повернуть время вспять. Мы должны найти разумный способ для того, чтобы разобраться с ситуацией».

«Послушайте, — сказал юнга. — Если мы позволим этим четырем сумасшедшим, которые стоят на палубе юта, настоять на своем, то мы все утонем. Если нам удастся спасти корабль от опасности, тогда мы сможем побеспокоиться и об условиях труда, и об одеялах для женщин, и о праве сосать член. Но перво-наперво нам следует развернуть судно. Если несколько из нас соберутся вместе, придумают план и проявят немного смелости, мы сможем спастись. Дело не потребует много людей — шесть-восемь человек со всем справятся. Мы могли бы захватить ют, вышвырнуть за борт этих безумцев и развернуть корабль на юг».

Профессор вздернул нос и строго сказал: «Я не верю в насилие. Это безнравственно».

«Это в любом случае неэтично — прибегать к насилию», — сказал боцман.

«Насилие мне внушает страх», — сказала пассажирка.

Капитаны и его помощники прислушивались к разговору. По сигналу капитана третий помощник вышел на верхнюю палубу. Он стал расхаживать среди пассажиров и членов команды, говоря им, что на корабле по-прежнему остается много проблем.

«Мы добились большого прогресса, — объяснял третий помощник. — Однако еще многое предстоит сделать. Условия труда для опытного моряка все так же остаются тяжелыми, мексиканец все еще не получает одинаковое с англо-американцами жалованье, женщинам по-прежнему не дают столько же одеял, сколько есть у мужчин, разрешение индейцу играть в кости вечером в субботу — лишь ничтожная компенсация за утрату родной земли, боцман несправедливо страдает оттого, что ему приходится сосать члены в туалете, а собаку по-прежнему временами пинают. Я думаю, капитана снова необходимо подтолкнуть. Было бы неплохо, если все вы выступили бы с новым протестом — если только он останется ненасильственным, разумеется».

Когда третий помощник возвращался назад на корму, пассажиры и команда выкрикивали ему вдогонку оскорбления, но все же сделали так, как он сказал, и собрались перед ютом, чтобы выступить с новым протестом. Они кричали, неистовствовали, потрясали кулаками и даже бросили в капитана тухлым яйцом (от которого тот ловко увернулся).

Выслушав жалобы, капитан и его помощники сбились в кучку для обсуждения, во время которого они перемигивались и ухмылялись друг другу. Потом капитан подошел к передней части юта и объявил, что опытному моряку выдадут перчатки, чтобы у него не мерзли пальцы, моряк-мексиканец получит три четверти от жалованья англо-американца, а женщины — еще по одному одеялу, индейцу разрешат играть в кости вечером по субботам и воскресеньям, боцману позволят сосать члены публично после наступления темноты, и больше никто не пнет собаку без специального разрешения капитана.

Пассажиры с командой пришли в восторг от этой великой революционной победы, но на следующее утро они снова ощутили разочарование и стали жаловаться на старые тяготы и лишения.

На этот раз юнга разозлился.

«Вы, проклятые глупцы! — закричал он. — Неужели вы не видите, что творят капитан и его помощники?! Они делают так, чтобы вы постоянно были заняты вашими ничтожными жалобами насчет одеял, жалованья и собаки, которую пинают. И это все для того, чтобы вы не задумывались, что на самом деле не так с этим кораблем. А он все дальше и дальше плывет на север, и все мы утонем. Если бы всего лишь несколько из вас опомнились, объединились и захватили ют, мы могли бы развернуть корабль и спастись. Но все, чем вы занимаетесь, — скулите по поводу своих мелких несерьезных проблем, связанных с условиями труда, игрой в кости и правом сосать члены!»

Пассажиры и команда распалились не на шутку.

«Значит, мелкие проблемы! — возмущался мексиканец. — Так ты считаешь это справедливым, что я получаю всего лишь три четверти от жалованья англо-американца? И это — ничтожная проблема?»

«Как ты смеешь называть мою жалобу ничтожной?! — воскликнул боцман. — Разве ты не знаешь, как это унизительно, когда тебя обзывают фруктом?»

«Пинать собаку — это вам не “мелкая несерьезная проблема”! — пронзительно закричала защитница животных. — Это бессердечный, безжалостный и жестокий поступок!»

«Ну ладно, — ответил юнга. — Эти проблемы не мелкие и не ничтожные. Пинать собаку — это безжалостно и жестоко, и это унижает, когда тебя обзывают фруктом. Но по сравнению с нашей настоящей проблемой, по сравнению с тем фактом, что корабль по-прежнему движется на север, все ваши обиды малы и ничтожны, потому что если мы не развернем корабль в ближайшее время, то мы все утонем».

«Фашист!» — заклеймил юнгу профессор.

«Контрреволюционер!» — сказала пассажирка-активистка.

Их поддержали все пассажиры и члены экипажа, точно так же назвав юнгу фашистом и контрреволюционером. Они оттолкнули юнгу и снова стали сетовать насчет жалованья, одеял для женщин, права сосать члены и плохого обращения с собакой. Корабль продолжал плыть на север, а через какое-то время его расплющило между двумя айсбергами, и все люди, находившиеся на судне, утонули.

Блин Миша, можно ж было сократить до:

Название:
Люди! (Человеки, оченьгомо сапиенсы).

Содержание:
То х@й короткий, то рубаха длинная.
Все умерли.
Аминь.

Стока текста про тоже самое, о чем уж тыщи лет...

Всегда мы чем-то недовольны..
Проблема всем нам угодить..
Кому-то член, кому - одеяло,
Кому рассказ-бы сократить:)))
           

Верняк!

.

.

Хондавод:

https://cdn.fishki.net/upload/post/2020 … a10d32.jpg

вам смешно, а у менян друзья туда переехали на пмж.

.

.

..

.